1-ые знаки апостасии
Этот 2-ой экклесиологический период, проходивший под знаком Империи и симфонии властей, под знаком «катехона» сам сообразно себе неоднороден. Уже практически в самом истоке от единственной Римской Империи, имеющей собственной священной осью Константинополь, откалывается в политическом значении Запад, подключая и 1-ый Рим. Меж западной и восточной половинами христианского решетка появляется неравновесное соответствие. Не лишь политическое, однако что наиболее принципиальное, онтологическое и антропологическое. Византийская онтология является полноценно имперской, тогда как на Западе равномерно складывается другая, дисгармоничная головка, в которой промежный имперский вещество или размыт, или искажен, или вообщем отсутствует. Это означает, что начинают формироваться такие условия, какие различаются от «тотальной засеянности» и гос повальной литургичности, характерных истинному православному Королевству. Начинают возникать либо обнаруживаться онтологические и антропологические островки, на которых из-под экуменической благодати проступают «ветхие» формы бытия. Это разрешено именовать зачатками «десакрализации», однако понятой в чисто христианском значении. Данное явление сопровождается распылением литургического целостности, распадением соборной, коллективной действительности спасения, которая была нормой и законодательством православной имперской онтологии и антропологии.
Хранение православного целостности Церкви, хранение самой Византией статуса единственной и неделимой эсхатологической державы частично поправляет эту ситуацию, компенсирует очевидный наклон христианского Запада в сторону апостасии, отступничества, выхода за рамки настоящей Веры и подлинного христианского Православия. Однако определен ные беспокойные черты разрешено узреть в западно-христиан ской экклесиологии чрезвычайно раненько. Эти черты заметны в усилении «индивидуальных» мотивов в западном богословии, а еще в искажении спасительных пропорций меж светской властью и духовным главенством. Это искривление протекает сразу в 2-ух направленностях — с одной стороны, на Западе вводится неправильное преподавание об иерархии апостолов, что приводит к утверждению достоинства Пап и к собственного рода теократии, с другой—неправомочно увеличивается феодальная администрация отдельных светских князей, претензии которых на независимость и самоволие воскрешает в некой ступени языческие взгляды. Конфигурации в религиозном и светском укладе на Западе отображают и ухудшают сразу глубинные процессы онтологической и антропологической мутации. Мало-помалу на Западе складывается особенный тип бытия и особенный тип человека—«человека индивидуального», претендующего на бесконтрольность и самостоятельность, ослабившего либо вообщем порвавшего связи с литургической стихией домостроительного всеобщего делания. От православного учения о «личном спасении», которое соединено с волевым нравом реализации благодати, Запад переходит к концепции «индивидуального спасения», что становит эту делему за пределами всеобщего соборного контекста «нового бытия», воплощенного в христианском Королевстве. В неком значении это значит возврат к доимперским, доконстантиновским формам существования Церкви, однако таковой возврат значит в предоставленном контексте самую реальную «апостасию», «отпадение», грубое игнорирование промыслительной благодатью, выразившейся в «тысячелетнем царстве» Византии.
Находясь с действительно православной Византией в инаковых онтологических критериях, не достаточно потихоньку Обветшалый Рим прибывает к своей экклесиологической формулировке, которая, снаружи оставаясь христианской, грубо отступает от пропорций изначального православного учения о «катехоне», от провиденциального эсхатологически нагруженного соотношения светский власти и духовного главенства.
[Назад] [Заглавная]
..