Столица превыше всего
Евразийцы прямо выделяли тот шаг российской летописи и российского страны, который был для их прототипом. Это — «Столичная Русь», продолжательница сразу и Византии и империи Чингисхана, пир великорусской стихии, «бытового исповедничества» чистейшего Православия, колыбель и сетка большого евразийского страны.
Конкретно на отречении главных принципов «Столичной Руси» строилась, сообразно понятию евразийцев, «романовщина», «антинациональная монархия», двухсотлетнее «романо-гер манское» ярмо. Практически все в этом послераскольном эоне русской летописи было безнравственно, пародийно, антинационально. Лишь разрозненные фрагменты и нечеткие пространствен ные импульсы ясного «Столичного периода» сохранились в народных массах и в инерции геополитических начинаний. Однако суть, узкий запах Непорочный Руси, чистота государственной доктрины, секрет священного государственного и государствен ного бытия были неизлечимо утрачены.
Евразийцы утверждали: в Октябрьской революции повинен лишь царский режим, лишь «романовщина», «романо-гер манское иго». Большевизм был неминуем. Его позитивные стороны—в отречении Запада, в обращении к Азии, в выведении на поверхность новейшей элиты из низших(а потому более государственных и ценных)слоев российского сообщества. Его отрицательные стороны—в использова нии доктрин, взятых с Запада, в отказе от Православия и от учета государственных обычаев.
Евразийцы давали 3-ий путь, новое авангардное заключение. Оно состояло в возврате к «Столичной Руси» чрез внедрение неких более действенных сторон большевистской практики. Хитросплетение последнего государственного архаизма с новыми социально-политическими технологиями. Синтез противоположностей.
Однако исторические евразийцы не сделали крайнего шага в религиозной сфере, предполагаемого всем остальным. Декларируя преданность русскому Православию в его настоящей, «московской» версии и почитая Аввакума, они колебались определить все точки над i и изготовить разрешающий вывод.
[Назад] [Заглавная]
..