Бой за значение летописи опосля её конца
Малый гуманизм и наибольший гуманизм представляют собой две полярные идейные установки. Преимущество одной из их над иной не может существовать ни доказано практикой, ни подтверждено с поддержкой особенной аргументации. В этом они сродни религиям, истинность которых базирована на вере. Однако в то же время они еще просторнее, ежели церковный комплекс, этак как относятся не к догматике, а к тому глубинному уровню, который, в определенном значении, предшествует догматике, предопределяет её либо, в определенных вариантах, меняет её с поддержкой интерпретации по неузнаваемости.
Оппозиция малого и наибольшего гуманизма не лишь символ нашего времени. Элементарно в данный момент определенные закономерности летописи идеи стали максимально наглядны. Не случаем все почаще молвят сейчас о «конце истории». В неком значении что-то схожее, вправду, проистекает. И потому почти все неявные закономерности и интеллектуальные линии движения в данный момент выступают на поверхность, тогда как раньше было технически нереально окинуть их взором, — следующий завиток «неокончившейся истории» мог перевернуть(и вправду переворачивал)хоть какое скоропалительное обобщение. В реальный момент почти все из такого, что было «тайным», делается «явным». На границы тысячелетия, миллениума, мы входим в неповторимый период суммирования итогов летописи. Само время просит от нас конечной ревизии и крайних обобщений. Конкретно сиим призвано учиться интеллектуальное общество. Более чуткие и проницательные к зову эры мыслители этак и поступают. Вопросец о максимальном и наименьшем гуманизме может существовать осмотрен с самых разных углов зрения.
С одной стороны, это способ, дозволяющей заного структурировать генеалогию, топологию и доброкачественную хронологии человечной идеи. Несложно создать на этом основании емкую и приятную классификацию.
С иной стороны, таковая посадка трудности способствует узнать настоящую картину определенных маркетинговых и пропагандистских стратегий, какие жестко набиваются людям инженерами интеллектуальных действий, использующими заранее пристрастную, упрощенную и некорректную аргументацию, натяжки и обманы, унижающие интеллектуальное амбиция человека. Другими словами, мы владеем дело с новеньким оперативным инвентарем оценки.
И в конце концов, наиболее принципиальное. Ежели и разрешено договориться с тем, что «история закончилась», из этого никоим образом не выливается, что совместно с ней кончилось и её понимание. Против, вся динамика, вся жизнь, вся интенсивность исторического бытия переместилась сейчас в область осмысления свершившегося. Что закончилось?Отчего закончилось?Совсем ли закончилось?Каким было то, что закончилось?Как существовать, когда это закончилось?И в данной области осмысления, рефлексии мы этак же далеки от единодушия, консенсуса, одномерного и свободного мерного течения процесса, как и в те эпохи, когда главная динамика бытия воплощалась в действия, а не в понимание событий(как это проистекает сейчас).
Неприязнь, «отец вещей», сообразно Гераклиту, диалектически правила ходом летописи. Мысль о содержании летописи, постфактумное определение её узора еще несвободна от интенсивной магии «отца вещей».
Малый гуманизм дает свою версию «конца истории»(это фукуямовская модель)и требует на собственной интерпретации. В целом это точка зрения современного центра, точка зрения фаворитов.
Наибольший гуманизм владеет сообразно любому пт родное личное мнение. Однако это точка зрения периферии. Метаидеология глобальной постисторической оппозиции, настолько же планетарной и мондиальной, как и выигравшая сторона.
Наибольший гуманизм – мета-библия, мета-повествование современного партизана.
..